Русь изначальная. Том 1 - Страница 125

125

А! Герулы бегут обратно! Хорошо, так нужно!

Сам Мунд не спеша приблизился к площади Константина шагов на триста. Он видел торчавшие над толпой шесты, шеи верблюдов – на площадь что-то привезли?

Площадь втянула людей, которые как будто собирались преследовать герулов, как хотелось того Мунду. Комес заметил ершистый вал из телег, повозок, тачек, угольных ящиков, лотков, скамеек, бревен, досок. Мятежники спешили наглухо заделать оставленные проходы.

Штурмовать вал да еще имея в тылу Октогон? Мунд не был столь глуп. «Охлос не подался на приманку герульских спин, поэтому герулы еще не заработали свои кентинарии», – думал Мунд. Свободное пространство и явная возможность не попасться в ловушку едва не выманили охлос на простор Месы. Но к площади Августеи никто из них не решится приблизиться.

Война угрожала паузой.

– Маврикий, – приказал Мунд сыну. – Скажи Божественному, я избил два мириада мятежных. Скажи еще: они сидят в Октогоне. Я сломаю их кости.

Мунд начал наступление на Октогон с Халкопрачийской улицы – широкой артерии, которая шла почти по прямой линии от площади Августеи к воротам Просфория и к порту того же названия в начале Золотого Рога. Со стороны Месы вход на площадь Августеи должен был защищать Филемут силами четырех сотен герульских стрелков.

Походя готы перебили звонарей храма Богоматери Халкопрачийской. Внутренность храма была пощажена за неимением времени. Солдаты вошли в Октогон одновременно несколькими переулками Халкопрачийской улицы, добивая заползших сюда раненых в утренней бойне. Почти сразу на солдат с неистовостью набросились мятежники. Сотня центуриона Ария столкнулась с мясниками. Тяжелые топоры в руках, привыкших метко рубить туши скота, заставили готов благоразумно попятиться. В другом месте рыбники-ихтиопраты орудовали самодельными копьями. Охлос успел понаделать кое-какого оружия из ломаных решеток дворцов, плотницких пил, ломов и кирок. Дротики и копья снабжались наконечниками из долот и стамесок.

Готы сражались вяло. Чернорабочие войны не устали, их обременяла мысль о богатой добыче, уже захваченной, манил дележ. Их тянуло к своему золоту.

В Октогоне засели не владельцы богатых владений. Сюда набрались ремесленники, носильщики, рыбаки, матросы, портовые работники. Как всегда бывало в городских сражениях, из окон домов и с крыш метали тяжести на солдат. В тесноте переулков не удавались обходы и обхваты, приходилось бить в лоб. Готские сотни теряли бойцов. Мраморный бюст, брошенный из окна, смял каску и вывихнул руку центуриону Арию.

Маврикий, вернувшись из Палатия, передал отцу благосклонность базилевса. Молодой человек восторгался спокойствием Юстиниана. Однако все спафарии были поставлены на ноги и охраняли дворец Буколеона, где сейчас совещались базилевс и базилисса. Екскубиторы по-прежнему отсиживались в казармах.

Про себя Мунд сделал вывод: Буколеон – это и порт. На кораблях хватит места всем, кроме готов и герулов. Ему, Мунду, суждено прикрыть общее бегство, остаться в Палатии, как на острове. Нет, он не собирается вплавь спасаться через пролив. Мунд отослал сына в Палатий с приказом: следи неотступно, мы с тобой не будем дожидаться отхода последней галеры!

Мунд приказал жечь все и отходить из Октогона. Огонь поднимался по линии Халкопрачийской улицы. Северо-восточный ветер гнал пожар внутрь Октогона. Грандиозные арки акведука Валента казались горным хребтом в тучах.

В городе заговорили о слабости Палатия. Прослышав о мятеже, подходили сельские жители из Фракии, Родопа. Вифинийские горцы переправлялись через Пропонтиду и высаживались в Селимврии.

За два часа до захода солнца охлос разбросал им же воздвигнутое заграждение на выходе из форума Константина. Впереди наступающих шла когорта Тацита. К ней пристал Георгий Красильщик с вольным отрядом. Уцелевшие демоты Меноса и Аровелиана не захотели отстать от других. Эти сознательно двинулись в путь без возврата. Сзади напирали толпы тех, кто еще не слышал свиста герульских стрел и не видел готских мечей.

Кто-то устроил себе щит из сорванной двери. Некоторые шли с плетенками из ивы, воображая, что сумели сделать щит по персидскому образцу, которого никто не видал. Котелки для варки пищи, напяленные на шапки, должны были спасать головы, как настоящие шлемы.

Однако обветшавшие доспехи демотов все же кое-как защищали их обладателей от стрел, и строй эфемерных латников прикрывал задних. Герулы с меньшим успехом опустошали колчаны.

Филемут не послал вовремя за стрелами в арсенал Палатия. Его ошибка прошла незамеченной, так как мятежники сумели заставить герулов принять рукопашный бой. Мунд поспешил бросить на помощь готов.

Бой то откатывался к Месе и к пылающему Октогону, то Мунда заставляли отходить к ступеням сената. Плиты площади сделались скользкими, сражающимся мешали трупы.

Силачи-мясники, соединившись с остатками демотов, прижали три сотни готских солдат к пылающему костру Софии. Выручая своих, Мунд получил удар по голове. Его спасла особая прочность каски, но массивный орел был сорван и потерялся. Ипасписты вынесли Мунда из сечи, он опомнился между колонн сената.

И все же Мунд победил. Октогон пылал, пожары сокрушали дома, дворцы и портики по правой стороне Месы. Улица опасно сужалась, к мятежникам перестали прибывать подкрепления. Остатки демотов и плебса были выброшены на Месу.

– Стрелков, стрелков сюда! – приказал Мунд. И когда оказалось, что колчаны у герулов пусты, полководец сказал Филемуту: – Это будет стоить тебе пять кентинариев золота.

125